Speaking In Tongues
Лавка Языков

ПИСЬМА: АНАТОЛИЙ ВОРОБЕЙ

О переводах Уистана Хью Одена и качестве перевода вообще

Здравствуйте.

Я пишу это письмо сразу вам двоим -- Александру [Ситницкому] и Максу [Немцову]-- потому, что письмо Александра Максу было опубликовано на сайте «Лавки», и поэтому, возможно, мои комментарии будут интересны вам обоим. Это что-то вроде свободного комментария на тему этого письма.

Должен сказать сразу, что мне очень близки мысли, которые высказывает Александр. Мне кажется, что «Лавка Языков» очень многое теряет от недостаточно скрупулезного отбора переводов, которые в ней публикуются.

Переводческая культура сейчас вообще упала до минимума, и в такой ситуации сайту наподобие «Лавки Языков» стоит, конечно, стремится повышать уровень собственным примером, насколько это возможно.

От низкого уровня большого количества переводов на сайте страдают многие.

Страдают читатели: я, например, зайдя в «Лавку» пару раз и увидя ужасные ляпы в некоторых переводах, решил больше в нее не заходить вообще никогда, и попал туда опять только когда некоторые переводы были опубликованы на «Тенётах». Т.е. некоторое количество хороших переводов я как читатель вполне мог упустить из-за того, что не мог заставить себя продираться сквозь столь смешанный по своему качеству сайт. Страдают хорошие переводчики: у них нет эффективной возможности выделиться из окружающей среды. Страдают плохие переводчики: у них нет примера, по которому можно было бы учиться и улучшать свои переводы.

Тем не менее, странным образом, при согласии с общим направлением мысли Александра я совершенно не согласен с его конкретными примерами. Так, например, Александр приводит Бойченко как переводчика, благодаря которому «Лавка» может конкурировать с «Иностранной Литературой». Как я могу с этим согласиться? Пример перевода Бойченко, с которым я знаком, полон таких ужасных ляпов, свидетельствует о таком полном непонимании материала, что страшно это читать. Этот пример -- перевод стихотворения Шеймуса Хини, и мои комментарии и список ляпов (даже не всех!) можно прочесть в гостевой книге «Тенёт».

Насколько я могу судить, Бойченко как переводчик куда хуже Фельдмана; тот, по крайней мере, не злоупотребляет отсебятиной, а просто не понимает некоторые части оригинала. Я замечу тут, что послал Фельдману по его просьбе громадный список ошибок и ляпов в его переводе Horae Canonicae (помимо ошибок в Prime, указанных мною опять-таки в гестбуке «Тенёт») и можно надеяться, что ошибки эти будут исправлены. Это не значит, что перевод Фельдмана станет идеальным -- мне он не нравится и по многим другим причинам, в частности его сглаживанию ритма оригинала и тому, что он не передает богатейшие внутренние рифмы Одена, -- однако сравнивать его с Топоровым я все же считаю неправомерным, и в этом мое второе разногласие с Александром. Переводы Одена Топоровым -- абсолютный минимум качества, нижайшая подлость, которую можно только совершить над беззащитным поэтом, the lowest of the low. Фельдману как переводчику необходимо многое выучить и исправить -- в частности свое владение идиоматическим поэтическим английским (ну, например, он не понимает for в значении «ибо» -- т.е. остается на уровне разговорного языка, где for это значение потеряло), но его любовь к поэзии искренна, он не занимается отсебятиной (смертный грех, который я никому и никогда не прощу), и можно надеяться, что он улучшит качество своих переводов (в случае Топорова можно надеяться только на то, что он никогда больше ничего переводить не будет). Кстати, я не знаком с книгой переводов Шульпякова, о которой заметил Александр.

Далее, сам подстрочник Prime, сделанный Александром ради опровержения перевода Фельдмана (полного ошибок, в свою очередь) содержит немалое количество ошибок, что естественным образом снижает силу его риторики.

Поэтому оставшуюся часть этого письма я посвящу подробному разбору Prime, его смысла и возможных переводов.

Возможно, вы знакомы со структурой Талмуда, которая выглядит следующим образом: в центре страницы печатается оригинальный текст Талмуда на арамейском языке большим шрифтом, вокруг него обрамлением более мелким шрифтом комментарии на иврите более поздних раввинов, и вокруг этого по полям страницы -- еще более поздние заметки еще более поздних комментаторов. Очень хорошо работает, кстати. Я похожим образом, но без типографических ухищрений, построю разбор Prime: сначала оригинал, потом примеры перевода и предыдущие комментарии, затем то, что я могу сказать по этому поводу.

Оден:

Simultaneously, as soundlesly

Spontaneously, suddenly,

As, at the vaunt of the dawn,

Фельдман:

Одновременно и почти беззвучно,

Внезапно, произвольно, на рассвете,

Во время хвастовства зари...

Ситницкий:

Одновременно и так же беззвучно,

Непроизвольно и неожиданно,

Как перед посланцем зари...

Комментарий:

«Почти» неверно у Фельдмана: в оригинале этого нет. Ситницкий верно понимает смысл строки: simultaneously as soundlessly значит примерно то же, что as simultaneously as soundlessly, но обладает характерным стилистическим оттенком поэтичности.

Далее, проблематичный vaunt: Ситницкий правильно выбирает устаревший, не существующий в современном английском смысл этого слова «первая часть, авангард»; «хвастовство» Фельдмана, хоть и является единствнным смыслом этого слова в современном языке, не подходит здесь никак. Vaunt в смысле «авангард» встречается несколько раз у Шекспира. Однако конкретный перевод Ситницкого -- «посланец» -- не слишком подходит. Полным смысловым соответствием было бы «первый вестник» зари, и так лучше в подстрочнике; возможно, для перевода надо искать вариант, лучше подходящий к архаичности слова оригинала.

Кроме того, Ситницкий, в отличие от Фельдмана, неправильно переводит «As, at the...» Запятая после as тут указывает совершенно ясно, что at the vaunt of the dawn есть описание времени: с приходом зари?, и As здесь означает «в то время, как», и еще не получило ни одного из двух своих объектов (т.е. as «что-то одно», «что-то другое»), а не как у Ситницкого: у него as начинает и заканчивает свое применение во фразе at the vaunt of the dawn. Это неверно; для этого необходимо было бы «as at the vaunt of the dawn», без запятой.

Таким образом смысл здесь: «В то врема как, [...], ворота...»

Подобная конструкция в разговорном английском: As I was eating my lunch, I was reflecting on the nature of Auden's verse. Именно в таком смысле As используется тут Оденом.

Идем дальше.

Оден:

...the kind

Gates of the body fly open

To its world beyond,

Фельдман:

...ворота

в сокрытый мир распахивает тело

Ситницкий:

Податливые врата тела распахиваются,

Открывая мир потусторонний

Комментарий:

Фельдман неправ: незачем использовать «сокрытый».

Ситницкий ближе к оригиналу, но «потусторонний» имеет идиоматический смысл в русском языке -- мир иной, мир, который мы встречаем после смерти, -- какого нет у Одена в его простом world beyond [the body], т.е. именно наш, здешний мир, навстречу которому тело распахивает свои врата. Лучше «мир извне».

Оден:

...the gates of the mind,

The horn gate and the ivory gate

Swing to, swing shut,

Фельдман:

Совершенно неправильно перевел эту часть, не осознав того, что есть врата тела и врата of the mind, отличные друг от друга. Цитирую самого себя из гестбука «Тенёт»:

Есть два вида ворот, ворота тела открываются, и одновременно захлопываются ворота разума, изгоняя ночных владельцев.

Обратите внимание, что здесь находит свое подтверждение и завершение мое объяснение роли частицы As в начале предложения: As [...] the gates of the body fly open [...], the gates of the mind [...] swing shut.

Так, устраняя дополнения, выглядит грамматический «скелет» этой части стиха, и это еще раз указывает на противостояние двух разных видов ворот. Иначе роль частицы As объяснить невозможно (см. выше).

Ситницкий:

...врата души,

Врата из слоновой кости и врата роговые

Хлопают створки;

Это более-менее верно, но из-за непонимания роли частицы As (см. выше опять-таки) Ситницкий не передает грамматического смысла, объясненного мною выше: так или иначе, по-русски надо подчеркнуть противостояние двух видов ворот и тот факт, что их действия (открытие/закрытие) происходят одновременно. Кроме того, «душа» как перевод mind -- весьма сомнительно; хоть и нет точного аналога этому слову в русском языке, но есть аналог слову «душа» (в английском -- soul), который настолько отличен по значению от mind, что часто приводится как противоположность ему.

Более точные значения для mind -- ум или разум.

Александр оспаривает мое толкование «захлопываются» в письме ко мне:

Я не думаю, что вы здесь однозначно правы, хотя такая ассоциация возможна -- там этого нет напрямую. Скорее створки хлопают как символ ветра, выдувающего ночные видения.

Я с этим не согласен. Swing shut может означать только «захлопываются» в связи с очень сильной ассоциацией захлопывания, связанной со словом shut (как в качестве глагола, так и в качестве прилагательного) в английском языке. Shut несет с собой коннотацию законченности, закрытости; что-то, что shut, не может продолжать хлопать. Swing to, первоначально могущее показаться неясным, проясняется как картина движущихся друг к другу створок ворот, в противопоставление их движению друг от друга ранее в других вратах: fly open / swing to. To здесь используется в качестве наречия (а не предлога), как например в привычной в поэтическом английском фразе to and fro.

Двигаемся onward.

Оден:

...instantaneously

Quell the nocturnal rummage

Of its rebellious fronde, ill-favored, Ill-natured and second rate,

Disfranchised, widowed and orphaned

By an historical mistake

Recalled from the shades to be a seeing being,

Фельдман:

...сметают

В одно мгновенье хлам ночной мятежных

Провинций тела, злобных, безобразных,

Негодных, второсортных и бесправных,

Осиротевших, овдовевших из-за

Какой-то исторической ошибки:

И, вызванный стать видимым из тени

Ситницкий:

...мгновенно

Уничтожают ночной хлам

Своей мятежной фронды; уродливый;

Брюзгливый и потертый;

Лишенный прав, овдовевший и осиротевший По ошибке истории

Призванный из забвения снова стать видимым существом;

Комментарий:

Таким образом, Фельдман относит список прилагательных ill-favoured... orphaned к «мятежной фронде» (вариант Ситницкого, лучший, чем его неверное «провинций тела», т.к. о теле давно уже речь не идет), а Ситницкий относит его к I, который сейчас просыпается. Обе интерпретации одинаково неясны, обе позволяются синтаксисом предложения, и выбор между ними должен быть сделан на основании куда более тщательного анализа смысла всей строфы, чем я могу сейчас предоставить. Тем не менее, интерпретация Фельдмана представляется мне пока что более правдоподобной на основании ритма стихотворения, движения голоса во время его чтения:

Of its rebellious fronde, ill-natured,

Здесь нет особой причины делать длинную паузу (которая необходима, если ill-natured принадлежит нижеследующему сегменту, как полагает Ситницкий); во время чтения естественным образом осуществлятся плавный переход с fronde на ill-natured, который подсказывает, что ill-natured относится к fronde. Если бы вместо запятой была точка с запятой или двоеточие, то прочтение Ситницкого не вызывало бы сомнений; но это, увы, не так. С другой стороны, позже, можно сделать естественную паузу как после orphaned (таким образом давая понять, что by an historical mistake относится к I), так и после mistake (давая таким образом понять, что by an historical mistake относится к orphaned, и завершает этот длинный сегмент). Фельдман выбирает второй вариант, а Ситницкий неизбежным образом первый (т.к. у него вообще все относится к I); мне здесь выбор Ситницкого более симпатичен, т.е. by an historical mistake относится к «моему пробуждению», хоть я и не могу этот выбор слишком хорошо аргументировать.

Это, пожалуй, наиболее неясное место в стихе.

Последняя строка recalled from the shades to be a seeing being: и у Фельдмана, и у Ситницкого неверно «видимым» -- здесь очевидным образом имеется в виду видящим, зрячим. Никаким другим образом a seeing being понять невозможно. Ситницкий переводит в подстрочнике shades как «из забвения», что мне кажется излишним; «теней» Фельдмана более оправдано оригиналом.

Оден:

From absence to be on display,

Without a name or history I wake

Between my body and the day.

Фельдман:

Небытия, вернуться на витрину,

Без имени, судьбы, я просыпаюсь

Меж этим телом и грядущим днем.

Ситницкий:

Из заточения -- на всеобщее обозрение;

Без имени или прошлого я просыпаюсь

Между моим телом и временем.

Комментарий:

«Заточение» Ситницкого не оправдано оригиналом. С другой стороны, его «прошлого» лучше чем «судьбы» Фельдмана. С третьей стороны, неясно, почему он заменяет the day (артикль ясно указывает на начинающийся сейчас день) на «временем», хотя его «моим телом» точнее, чем «этим телом» Фельдмана.

Оден:

Holy this moment, wholly in the right,

As, in complete obedience

To the light's laconic outcry,

Фельдман:

Свят этот миг, всецело и по праву,

В своем беспрекословном послушаньи

Короткому, как вспышка, крику света,

Ситницкий:

Свят этот миг, абсолютный в своей истине

И так же, повинуясь абсолютно

Краткому крику света

Комментарий:

Ситницкий здесь делает ту же ошибку с As, что и в первой строфе, игнорируя запятую, выделяющую in complete obedience / To the light's laconic outcry как отдельный clause, поясняющий дальнейшие слова, но не управляемый частицей As. В этом предложении As опять-таки значит «в то время, как», но принимает после себя только один объект (т.к. вторым является уже обозначенный this moment). Пример из разговорного английского с аналогичным as: I was contemplating on the meaning of Auden's verse, as, in complete obedience to my wife's laconic outcry, I was eating my lunch.

В предложении Одена таким объетком As является The world is present, about, следующее после нескольких оборотов.

Фельдман совершает другую ошибку, полностью игнорируя As и приставляя in complete obedience [..] к «этому моменту», в то время как in complete obedience [...] на самом деле относится к this world is present.

«Краткому выкрику света» Ситницкого точнее, чем у Фельдмана.

Оден:

...next

As a sheet, near as a wall,

Out there as a mountain's poise of stone,

The world is present, about,

Фельдман:

Вблизи, как простыня, вокруг, как стены,

Как камень, равновесие обретший

В одежде гор, мир рядом существует,

Ситницкий:

...накануне

Как парус, почти такая же преграда

Там вдали, как горнее парение камня,

Мир существует повсюду.

Комментарий:

У Фельдмана неверно «равновесие обретший в одежде гор». На самом деле poise здесь используется в таком смысле:

2a : easy self-possessed assurance of manner : gracious tact in coping or handling; also : the pleasantly tranquil interaction between persons of poise <no angry outbursts marred the poise of the meeting> b : a particular way of carrying oneself : BEARING, CARRIAGE

Т.е. Оден описывает замечательной метафорой грациозное присутствие скалы, находящейся где-то там далеко.

Интерпретация Ситницкого, к сожалению, не может быть оправдана.

Во-первых, next никак не может быть «накануне». Sheet может обозначать «парус», но для этого совершенно необходим нужный конктекст (морской, то есть). Александр правильно пишет (мне, оправдывая свой выбор) о том, что Оден зачастую выбирает наиболее редкий смысл слова; но он упускает из виду, что некоторые значения слов редки не потому, что исчезают из языка, будучи вообще нейтральными в смысле контекста (именно такие значения любит Оден, сравните например bunny далее, где он использует очень редкое значение слова, не знакомое современным носителям языка, или vaunt в начале первой строфы), а потому, что очень метафоричны и требуют определенного контекста, чтобы эта метафоричность «заработала» (именно таким является значение «парус» слова sheet). Нет совершенно никакой возможности, чтобы слово sheet в таких обстоятельствах было понято как «парус» читателем или было так задумано поэтом: нет контекста, нет намека, нет необходимой для этого атмосферы. Метафоричность, которая лежит в основе этого значения не «работает». Далее Ситницкому в оправдании своей интерпретации приходится переводить near as a как «почти такая же», что тоже невозможно: необходимо было бы nearly, а near as a имеет твердое значение «близкий, как», которое не может быть заменено другим.

Оден здесь замечательно описывает в трех разных стадиях восприятие пробуждающимся разумом (mind'ом) окружающего мира. Ближе всего -- простыня; next as a sheet. Next здесь использовано очень необычным образом, но это совершенно необходимо Одену для описания чего-то, что совсем примыкает к телу, еще ближе, чем near. Near, с другой стороны, a wall: стена рядом со спящим («стены» у Фельдмана неточно, но допустимо), а еще дальше, сразу перенося резким прыжком далеко в its world beyond (out there!) -- где-то там грациозное присутствие (конечно, для перевода необходимо придумать более подходящую фразу) скалы.

Строка The world is present, about сложна для перевода; Оден сознательно использует два способа подчеркнуть присутствие (для «меня», просыпающегося) окружющего мира. Аbout здесь функционирует на уровне его общеязыковой коннотации «здесь рядом». Фельдман и Ситницкий справляются с этой задачей по-разному, и у меня не получается выделить одного из них, но хочется чего-то еще лучшего, чего сам я пока не смог придумать.

Оден:

And I know that I am, here, not alone

But with a world and rejoice

Unvexed

Фельдман:

Я знаю, что я есть, не одинокий,

Но с миром здесь и радуюсь тому, что,

Нераздраженной повинуясь воле...

Ситницкий:

И я знаю, что я есть, здесь, не один

Но с миром и торжествую,

Не испытывая томления духа

Комментарий:

«Томление духа» Ситницкого натянуто. Он замечает библейскую коннотацию vexation of the spirit из Экклезиаста; но в тексте нет слова spirit, и нет особенной причины полагать, что Оден опирается на эту цитату. Скорее наоборот: в этой строфе Оден говорит специально очень простыми словами и понятиями, описывая буквально впечатления и эмоции, которым подвергается I или mind в момент пробуждения. Глагол to be vexed/unvexed слишком часто встречается в английском литературном языке, чтобы привязывать простое его употребление к этой цитате; его употребление не вызывает автоматически этой коннотации, если нет на то дополнительных указаний (каким было бы слово spirit, например; но здесь таких указаний нет). Таким образом, unvexed -- буквально «нераздраженный»; следует подобрать для него более простое слово, подобное достаточно простому и будничному (хоть и не разговорному) unvexed.

У Фельдмана «нераздраженной повинуясь воле» неверно; unvexed относится к I. Фельдман не понимает следующего после unvexed -- for в его значении «ибо» (он повторяет эту ошибку во всем переводе Horae Canonicae), и потому совершает эту ошибку.

Ситницкий пишет мне:

Rejoice -- не радуюсь, а именно торжествую: возрадуюсь; мы ведь говорим о церковной лексике.

Я согласен с тем, что «радуюсь» слишком слабо, но не согласен с тем, что мы здесь имеем дело с большим количеством церковной лексики.

«Торжествую» тоже, на мой взгляд, не подходит, т.к. в русском языке оно приобрело дополнительный оттенок «победы» (восторжествовал над), которого нет в совершенно «пацифистском» английскок rejoice. Думаю, еще более точным и правильным будет «ликую».

Оден:

...for the will has still to claim

This adjacent arm as my own,

The memory to name me, resume

Its routine of praise and blame

Фельдман

переводит все это неправильно. Цитируя из моего объясняния в гестбуке «Тенёт»:

У Одена: ...Я рад, и ничем не раздражен -- потому что моей воле все еще предстоит? признать эту лежащую рядом руку моей, моей памяти все еще предстоит? назвать меня, продолжить свою рутину похвальбы и хулы...

У переводчика совсем наоборот: я радуюсь, что могу назвать эту руку моей, и т.п. Т.е. полностью смещен акцент, причина эмоции, и это «могу, могу» повторяется три раза, в полной противоположности эмоции героя Одена.

Ситницкий:

Ибо воля Его все еще утверждает

Все предяествующее могущество, принадлежащим мне,

Извлекая из памяти имя мое

Чтобы вновь обрести привычку превозносить и винить

Комментарий:

Эта интерпретация тоже не оправдана оригиналом. Начнем с начала: если «воля Его», то обязано было бы быть the Will в оригинале. Единственной возможностью интерпретации the will со строчной буквы как Божьей воли было бы наличие предыдущей ссылки на Божество, которое бы оправдывало the will как Божью волю. Такой ссылки нет; the will может относиться только к I, упомянутому ранее, т.е. моя воля.

Дальнейшее развитие предложения вынуждает Александра еще более искажать оригинал, чтобы соответствовать своему прочтению «воля Его». Нas still to означает в английском только «еще предстоит [ей, воле] [что-то сделать]».

У Александра это превращается в настоящее время. Далее, его прочтение adjacent arm как «предшествующее могущество» тоже совершенно неправдоподобно.

Аrm имеет «могущество» одним из своих значений, однако, опять-таки, мы сталкиваемся с той же проблемой, что и в «парус/sheet»: это значение слова arm необходимым образом создается конкретным контекстом, который здесь отсутствует. Просто нет никакой причины в этой простой строфе, описывающей просыпающегося человека, воспринимать arm как-либо иначе, чем его самое главное, не-метафорическое значение. То же со словом adjacent: употребляться в значении «предшествующий» (во времени) оно может лишь с очень большой натяжкой, требующей очень мощного, навязывающего это значение контекста. Он здесь отсутствует. Поэтому все это прочтение очень натянуто и совершенно неоправданно.

Оден здесь говорит совершенно простые (и гениальные) вещи, очень хорошо соответствующие просыпающемуся разуму, ощущающему себя иногда в какой-то момент безымянным, не имеющим памяти, плавающем в странном нигде и постепенно осознавающим окружающий мир. Наверняка ведь у вас были такие моменты при пробуждении?

Далее.

Оден:

And smiling to me is this instant while

Still the day is intact, and

The Adam sinless in our beginning,

Adam still previous to any act.

Фельдман:

...мне улыбнется

Мгновенье это, день еще не тронут,

И я Адам, безгрешный у истоков,

Адам, еще до всех его деяний.

Ситницкий:

И, улыбаясь мне, не это ли скоротечное мгновение

Остается неощутимым временем и я

Тот безгрешный Адам у нашего начала

Адам предшествующий всему что произошло.

Комментарий:

У Фельдмана неверное будущее время («улыбнется»), однако его «день еще не тронут» верно, в отличие от «неощутимого времени» Ситницкого. Тhe day is still intact вполне ясно в оригинале: день еще цел, еще не испорчен течением времени, отхватывающим от него секунды и минуты и часы.

Still previous to any act лучше у Фельдмана: «его деяний», -- чем у Ситницкого: слишком широкое «все, что произойдет».

«Все, что произойдет» включает в себя вообще всю историю, в то время как act указывает на действия самого Адама -- имеется в виду, очевидным образом, его впадение в грех, соответствующее постенному впадению в грех (в сам мир) «меня», который пока чист и невинен, лежит в постели в начале дня, еще не ступив в этот мир.

Оден:

I draw breath; this is of course to wish

No matter what, to be wise,

To be different, to die and the cost,

No matter how, is Paradise

Lost of course and myself owing a death;

Фельдман:

Мой вдох, конечно -- это есть желанье

Чего бы то ни стоило, быть мудрым,

Быть непохожим, умереть, цена же, --

Неважно почему, -- Рай, заплутавший

В пути и сам я, задолжавший смерти.

Ситницкий:

Я перевожу дыханье, чтобы загадать желание,

Не важно что, быть мудрым,

Отличаться от других; умереть, а цена,

Не важно почему -- Рай

Потерянный; конечно, и я сам задолжавший смерти.

Комментарий:

Фельдман не улавливает, увы, очевидной ссылки на «Потерянный Рай» Мильтона. Кроме этого, оба перевода верны, кроме последних слов: owing a death никак не может быть «задолжавший смерти» из-за неопределенном артикля (было бы owing Death); на самом деле герой «задолжал смерть».

Ситницкий пишет мне:

Хоть убейте, это одно и то же -- смерть в обмен на свободу воли.

Согласиться не могу: это не одно и то же, хотя и близко по смыслу.

«Задолжать смерти» можно действительно лишь смерть; но «задолжать смерть» можно Богу, или миру -- именно это тут происходит, на мой взгляд. Смерть не одушевлена, герой задолжал свою смерть всему окружающему, просто за счет своего существования.

Оден:

The eager ridge, the steady sea,

The flat roofs of the fishing village

Still asleep in its bunny,

Though as fresh and sunny still are not friends

But things to hand,

Комментарий:

И Фельдман, и Ситницкий переводят этот сегмент одинаково неверно, не улавливая его грамматическохо строения.

Цитируя себя:

the eager ridge... though as fresh and sunny -- стоп! это описание того, что герой видит, заканчивающееся словами «хоть они все еще столь же свежи и солнечны...», и затем следует still are not friends, but things to hand -- «все же не друзья, но вещи для того, чтобы передать их дальше...»

Опять-таки, смысл у Одена довольно-таки ясен. Все это вокруг нас, что так прекрасно и близко нам, все же не является нашим вечным сообщником и другом, а всего лишь вещами, которые мы передадим, когда умрем, тем, кто придут после нас. Обратите внимание на замечательный, гениальный ритм строки:

Though as fresh and sunny | still are not friends

Напряжение нарастает к середине строки, завершая описание «хребта, крыш поселка» и внезапно обрывается резким сказуемым, относящимся ко всем предыдущим строкам: still ARE NOT friends.

Ситницкий пишет мне:

Это зависит от того, где поставить точку; верно может быть и то и другое.

С этим согласиться я не могу. Во-первых, поэт уже позаботился о пунктуации: там стоит не точка, а запятая. Понятно, что будь там точка, мое прочтение было бы невозможным; но ее там нет, и оно самое естественное. У прочтения, принятого Фельдманом и Ситницким, две неразрешимые проблемы: во-первых, sunny никогда не выступает в английском языке в виде существительного (этому мешает и характер слова, и тот простой факт, что уже есть существительное с этим произнояением: sonny -- «сынок»), этого смысла просто нет в языке; так же и использование fresh в качестве существительного «прохлада/свежесть» сомнительно без дополнительного контекста (хоть и не так невозможно, как sunny). Во-вторых, в этом прочтении и though, и still оказываются бастардами, перестают играть какую-то семантическую роль (замечу, что, инстинктивно ощущая это, ни Фельдман ни Ситницкий их не переводят) -- соверяенно невозможно у Одена. Так же неадекватно «сосуществование» как перевод but things to hand; оно не оправдано ничем, кроме необходимости как-то завершить эту интерпретацию. В отличие от этого, то простое, естественное и полностью осмысленное прочтение этой фразы, которое я предлагаю выше, неоспоримо на мой взгляд.

Оден:

...this ready flesh

No honest equal, but my accomplice now

My assassin to be, and my name

Stands for my historical share of care

For a lying self-made city,

Фельдман:

...так и плоть

Не ровня мне, мой нынеяний сообщник --

Убийца мой, и имя мое значит

Заботы историческую долю

О городе-лжеце, себя взрастившем

Ситницкий:

...так и эта послушная плоть

Не верная ровня мне, но мой сообщник ныне

И мой убийца наемный. А мое имя

Гарантирует мою историческую роль

В заботе о лживом, создавшем себя городе

Комментарий:

Ситницкий верно подбирает «послушная плоть», которую Фельдман сокращает до просто плоти. Фельдман не понимает, что плоть и есть сообщник/наемник, и переводит это неверно, а Ситницкий понимает и переводит верно. С другой стороны, поскольку у Ситницкого подстрочник, ему стоило не опускать to be: «мой наемный убийца в будущем». Ситницкий очень верно подмечает «а» вместо «и» как правильный перевод and: очень многие переводчики, к сожалению, всегда переводят and как «и», и приятно видеть внимание к этим деталям.

С другой стороны, перевод stands for Ситницким как «гарантирует» не оправдан оригиналом: значение stands for в этом нейтральном контексте -- «означает, символизирует».

Поэтому у Фельдмана чуть точнее, хотя его не слишком внятное «заботы историческую долю» хуже ясного «историческую роль в заботе» Ситницкого (здесь, как и везде раньше, я, конечно, не забываю о том очевидном факте, что в подобных местах Ситницкий имеет преимущество: он может, составляя подстрочник, а не перевод, позволить себе большую точность).

Оден:

Afraid of our living task, the dying

Which the coming day will ask.

Фельдман:

Что нашими проблемами напуган,

Чью смерть испросит наступивший день.

Ситницкий:

Боящемся наших насущных проблем

И смерти, которую наступающее время востребует.

Оба переводчика не уловили, того факта, что the dying [...] есть просто объяснение того, чем является our living task. Таким образом, смерть, the dying, здесь не города (как в переводах), а нас, наша смерть, которой тем не менее боится город (так как мы о нем заботимся).

Всё. После нескольких часов, которых мне стоило составление этого письма, уже нет сил его как следует проверять, так прошу простить очевидные стилистические погрешности и т.п. Comments are welcome.

С уважением,

Анатолий

	
		OSZAR »

Speaking In Tongues Лавка Языков

ПИСЬМА: АНАТОЛИЙ ВОРОБЕЙ

О переводах Уистана Хью Одена и качестве перевода вообще

Speaking In Tongues
Лавка Языков